(М.М. Пришвин)

Рис. И.Година

Маленького слепого лисёнка вынули из норы, дали воспитывать молочной кош­ке, и она любила его, и он ласкался к ней, как к родной матери.

В лукошке окотилась кошка, котят за­бросили, другая вскоре окотилась в том же лукошке — оставили одного.

Тогда обе кош­ки одного котёнка стали кормить: родная уйдёт — лезет в лукошко чужая. И не только волк, даже тигр будет с величайшей нежно­стью заглядывать в глаза, если человек вы­ходит его и с малых лет станет ему вместо матери.

Несправедливо бранятся зверем. Хуже нет, когда скажут: «Вот настоящий зверь». А между тем у зверей этих хранится бездон­ный запас любви и нежности.

Рис. И.Година

БЕЛИЧЬЯ ПАМЯТЬ

Сегодня, разглядывая на снегу следы зверушек и птиц, вот что я по этим следам прочитал: белка пробилась сквозь снег в мох, достала там с осени спрятан­ные два ореха, тут же их съела — я скорлуп­ки нашёл. Потом отбежала десяток метров, опять нырнула, опять оставила на снегу скорлупу и через несколько метров сделала третью полазку.

Что за чудо? Нельзя же подумать, чтобы она чуяла запах ореха через толстый слой снега и льда. Значит, помнила с осени о своих орехах и точное расстояние между ними.

Но самое удивительное — она не могла отмеривать, как мы, сантиметры, а прямо на глаз с точностью определяла, ныряла и доставала. Ну как было не позавидовать бе­личьей памяти и смекалке!

(М.М. Пришвин)

Рис. И.Година

Сегодня с утра стали собираться к нам гости.

Ещё скопа прилетела, рыбный хищник, нос крючком, глаза зоркие, светло-жёлтые, высматривала себе добычу сверху, останавливалась в воздухе для этого и пряла кры­льями. Коршун с круглой выемкой на хвосте прилетел и парил высоко.Первая прибежала трясогузка, просто так, чтобы только на нас посмотреть. Прилетел к нам в гости журавль и сел на той стороне речки, в жёлтом болоте, среди кочек, и стал там разгуливать.

Прилетел болотный лунь, большой люби­тель птичьих яиц. Тогда все трясогузки по­мчались за ним, как комары. К трясогузкам вскоре присоединились вороны и множество птиц, стерегущих свои гнёзда, где
выводи­лись птенцы. У громадного хищника был жалкий вид: этакая махина — и улепётывает от птичек во все лопатки.

Неустанно куковала в бору кукушка.

Цапля вымахнула из сухих старых трост­ников.

Болотная овсянка пикала и раскачива­лась на одной тоненькой тростинке.

Землеройка пискнула в старой ли­стве.

И когда стало ещё теплее, то листья че­рёмухи, как птички с зелёными крылышка­ми, тоже, как гости, прилетели и сели на го­лые веточки.

Ранняя ива распушилась, и к ней приле­тела пчела, и шмель загудел, и первая ба­бочка сложила крылышки.

Гусь запускал свою длинную шею в за­водь, доставал себе воду клювом, поплёски­вал водой на себя, почёсывал что-то под каждым пером, шевелил подвижным, как на пружине, хвостом. А когда всё вымыл, всё вычистил, то поднял вверх к солнцу высоко свой серебряный, мокро сверкающий клюв и загоготал.

Гадюка просыхала на камне, свернув­шись в колечко.

Лисица лохматая озабоченно мелькнула в тростниках.

И когда мы сняли палатку, в которой у нас была кухня, то на место палатки приле­тели овсянки и стали что-то клевать. И это были сегодня наши последние гости.

ЗЕМЛЕРОЙКА

Рис. И.Година

Мы ходим с тобою в лесу,— сказал я Зиночке,— а может быть, под каждым шагом нашим в земле живёт один или два зверька.

— Давай выроем ямку и увидим, кто в ней живёт,— предложила Зиночка.

— Зверёк убежит от нас подземным хо­дом, прежде чем мы его обнаружим,—отве­тил я.— А вот лучше давай выроем канавку с отвесными стенками, уж кто-нибудь ночью в неё попадёт, а если он маленький, то, мо­жет, из нашей канавки и не вылезет.

Мы так и сделали.

И вот утром нашли в нашей канавке ма­ленькое животное, величиною с напёрсток,— землеройку. Мехом своим похожа на крота: мех ровный, гладкий, с синеватым отливом. На мышь совсем не похожа, рыльце хобот­ком, страшно живая.

Посадили в банку — прыгает высоко. Да­ли ей червя — сразу съела, будто век свой в банке жила.

Мы слышали, что прямой солнечный луч убивает землеройку — она ведь подземный житель. Вот и задумали мы испытать, прав­да ли это, а потом взвесить её, смерить, исследовать внутренности, положить потом в муравейник. Муравьи быстро очистят скелет, а мы его изучим.

Потом задумали поймать крота и поса­дить вместе с землеройкой в банку.

Да мало ли чего мы ещё задумали!

Но в это время землеройка подпрыгнула на двенадцать сантиметров в высоту, пере­прыгнула через край банки и очутилась на земле.

А земля ей — что рыбе вода: землеройка мгновенно исчезла.

Долго этот исчезнувший крохотный зве­рёк не отпускал нашу мысль на свободу и всё её держал под землёй, где живут корни деревьев и между корнями всякие неведомые нам существа.

ВЕРХОПЛАВКИ

На воде дрожит золотая сеть солнечных зайчиков. Тёмно-синие стрекозы в тро­стниках и ёлочках хвоща. И у каждой стре­козы есть своя хвощовая ёлочка или трос­тинка: слетит и на неё непременно возвра­щается.

Очумелые вороны вывели птенцов и те­перь сидят отдыхают.

Листик, самый маленький, на паутинке спустился к реке и вот крутится, вот-то кру­тится…

Так я еду тихо вниз по реке на своей ло­дочке, а лодочка у меня чуть потяжелее это­го листика, сложена из пятидесяти двух па­лочек и обтянута парусиной. Весло к ней одно: длинная палка и на концах по лопа­точке. Каждую лопаточку окунаешь попере­менно с той и другой стороны. Такая лёгкая лодочка, что не нужно никакого усилия: тро­нул воду лопаточкой — и она плывёт, и до того неслышно плывёт, что рыбки ничуть не боятся. Чего-чего только не увидишь, когда тихо едешь на такой лодочке по реке!

Вот грач, перелетая над рекой, капнул в воду, и эта известково-белая капля, тукнув по воде, сразу же привлекла внимание мел­ких рыбок верхоплавок. В один миг вокруг грачиной капли собрался из верхоплавок на­стоящий базар. Заметив это сборище, круп­ный хищник — рыба шелеспер — подплыл и хвать своим хвостом по воде с такой силой, что оглушённые верхоплавки перевернулись вверх животами.

Они бы через минуту ожи­ли, но шелеспер не дурак какой-нибудь: он знает, что не так-то часто случается, чтоб грач капнул и столько дурочек собралось во­круг одной капли; хвать одну, хвать дру­гую — много поел, а какие успели убраться, впредь будут жить как учёные, и если свер­ху им капнет что-нибудь хорошее, будут в оба глядеть, не пришло бы им снизу чего-нибудь скверного.

Многие думают, будто пойти только в лес, где много медведей, и так они вот и набросятся и съедят тебя, и останутся от козлика ножки да рожки. Такая это не­правда!

Рис. И.Година

Медведи, как и всякий зверь, ходят по лесу с великой осторожностью и, зачуяв че­ловека, так удирают от него, что не только всего зверя, а не увидишь даже и мелькнув­шего хвостика.

Однажды на севере мне указали место, где много медведей. Это место было в вер­ховьях реки Коды, впадающей в Пинегу. Убивать медведя мне вовсе не хотелось, и охотиться за ним было не время: охотятся зимой, я же пришёл на Коду ранней весной, когда медведи уже вышли из берлог.

Мне очень хотелось застать медведя за едой, где-нибудь на полянке, или на рыбной ловле на берегу реки, или на отдыхе. Имея на всякий случай оружие, я старался ходить по лесу так же осторожно, как звери, зата­ивался возле тёплых следов; не раз мне каза­лось, будто мне даже и пахло медведем… Но самого медведя, сколько я ни ходил, встре­тить мне в тот раз так и не удалось.

Случилось, наконец, терпение мое кончи­лось, и время пришло мне уезжать. Я на­правился к тому месту, где была у меня спрятана лодка и продовольствие. Вдруг ви­жу: большая еловая лапка передо мной дрогнула и закачалась сама.

«Зверушка какая-нибудь»,— подумал я.

Забрав свои мешки, сел я в лодку и по­плыл.

А как раз против места, где я сел в лод­ку, на том берегу, очень крутом и высоком, в маленькой избушке жил один промысловый охотник. Через какой-нибудь час или два этот охотник поехал на своей лодке вниз по Коде, нагнал меня и застал в той избушке на полпути, где все останавливаются.

Он-то вот и рассказал мне, что со своего берега видел медведя, как он вымахнул из тайги как раз против того места, откуда я вышел к своей лодке. Тут-то вот я и вспо­мнил, как при полном безветрии закачались впереди меня еловые лапки.

Досадно мне стало на себя, что я подшумел медведя. Но охотник мне ещё рассказал, что медведь не только ускользнул от моего глаза, но ещё и надо мной посмеялся… Он, оказывается, очень недалеко от меня отбе­жал, спрятался за выворотень и оттуда, стоя на задних лапах, наблюдал меня: и как я вышел из леса, и как садился в лодку и по­плыл. А после, когда я для него закрылся, влез на дерево и долго следил за мной, как я спускаюсь по Коде.

– Так долго,— сказал охотник, — что мне надоело смотреть и я ушёл чай пить в избушку.

Досадно мне было, что медведь надо мной посмеялся. Но ещё досадней бывает, когда болтуны разные пугают детей лесными зверями и так представляют их, что пока­жись будто бы только в лес без оружия — и они оставят от тебя только рожки да ножки.

ДЕДУШКИН ВАЛЕНОК

Рис. И.ГодинаХорошо помню — дед Михей в своих ва­ленках проходил лет десять. А сколько лет в них он до меня ходил, сказать не могу. Поглядит, бывало, себе на ноги и скажет:

– Валенки опять проходились, надо под­шить.

И принесёт с базара кусок войлока, вы­режет из него подошву, подошьёт, и опять валенки идут, как новенькие.

Так много лет прошло, и стал я думать, что на свете всё имеет конец, всё умирает и только одни дедушкины валенки вечные.

Случилось, у деда началась сильная ло­мота в ногах. Никогда дед у нас не хворал, а тут стал жаловаться, позвал даже фельд­шера.

– Это у тебя от холодной воды, — ска­зал фельдшер, — тебе надо бросить рыбу ло­вить.

– Я только и живу рыбой, — ответил дед, — ногу в воде мне нельзя не мочить.

– Нельзя не мочить,— посоветовал фельдшер,— надевай, когда в воду лезешь, валенки.

«Верно, это правда,— подумал я,— что всему на свете конец бывает, не могут и ва­ленки деду служить без конца: валенкам приходит конец».

Рис. Н. Устинова

Этот совет вышел деду на пользу: ломота в ногах прошла. Но только после дед изба­ловался, в реку стал лазить только в
вален­ках и, конечно, тёр их беспощадно о придон­ные камешки. Сильно подались от этого ва­ленки, и не только в подошвах, а и выше, на месте изгиба подошвы, показались трещинки.

Люди стали деду указывать на валенки:

– Пора, дед, валенкам твоим дать по­кой, пора их отдать воронам на гнёзда.

Не тут-то было! Дед Михей, чтобы снег в трещинки не забивался, окунул их в во­ду — и на мороз. Конечно, на морозе вода в трещинках валенка замёрзла и лёд заделал трещинки. А дед после того валенки ещё раз окунул в воду, и весь валенок от этого покрылся льдом. Вот какие валенки после это­го стали тёплые и прочные: мне самому в де­душкиных валенках приходилось незамерзающее болото зимой переходить, и хоть бы что.

И я опять вернулся к той мысли, что, по­жалуй, дедушкиным валенкам никогда и не будет конца.

Но случилось, однажды дед наш захво­рал. Когда пришлось ему по нужде выйти, надел в сенях валенки, а когда вернулся, за­был их снять в сенях и оставить на холоду. Так в обледенелых валенках и залез на го­рячую печку.

Рис. Н. Устинова

Не то, конечно, беда, что вода от рас­таявших валенок с печки натекла в ведро с молоком, — это что! А вот беда, что валенки бессмертные в этот раз кончились. Да иначе и быть не могло.

Если налить в бутылку во­ды и поставить на мороз, вода обратится в лёд, льду будет тесно, и бутылку он разо­рвёт. Так и этот лёд в трещинках валенка, конечно, шерсть везде разрыхлил и порвал, и когда всё растаяло, всё стало трухой..

Наш упрямый дед, как только поправил­ся, попробовал валенки ещё раз заморо­зить и походил даже немного, но вскоре вес­на пришла, валенки в сенцах растаяли и вдруг расползлись.

— Верно, правда,— сказал дед в серд­цах,— пришла пора отдыхать в вороньих гнёздах.

И в сердцах швырнул валенок с высокого берега в репейник, где я в то время ловил щеглов и разных птичек.

– Почему же валенки только воро­нам?— сказал я.— Всякая птичка весною тащит в гнездо шерстинку, пушинку, соло­минку.

Я спросил об этом деда как раз в то вре­мя, как он замахнулся было вторым вален­ком.

— Всяким птичкам,— согласился дед,— нужна шерсть на гнездо — и зверькам вся­ким, мышкам, белочкам, всем это нужно, для всех полезная вещь.

И тут вспомнил дед про нашего охотни­ка, что давно ему охотник напоминал о ва­ленках: пора, мол, их отдать ему на пыжи. И второй валенок не стал швырять и велел мне отнести его охотнику.

Тут вскоре началась птичья пора. Вниз к реке на репейники полетели всякие весен­ние птички и, поклёвывая головки репейников, обратили своё внимание на валенок.

Рис. Н. Устинова

Каждая птичка его заметила, и когда при­шла пора вить гнёзда, с утра до ночи стали разбирать на клочки дедушкин валенок. За одну какую-то неделю весь валенок по клоч­ку растащили птички на гнёзда, устроились, сели на яйца и высиживали, а самцы пели.

На тепле валенка вывелись и выросли птички и, когда стало холодно, тучами уле­тели в тёплые края. Весною они опять вер­нутся, и многие в дуплах своих, в старых гнёздах найдут опять остатки дедушкина валенка.

Те же гнёздышки, что на земле были сделаны и на кустах, тоже не пропадут: с кустов все лягут на землю, а на земле их мышки найдут и растащат остатки валенка на свои подземные гнёзда.

Много в моей жизни походил я по лесам и, когда приходилось найти птичье гнёз­дышко с подстилом из войлока, думал, как маленький:

«Всё на свете имеет конец, всё умирает, и только одни дедушкины валенки вечные».

О ЧЕМ ШЕПЧУТСЯ РАКИ

Рис. И.ГодинаУдивляюсь на раков — до чего много, кажется, напутано у них лишнего: сколько ног, какие усы, какие клешни, и хо­дит хвостом наперёд, и хвост называется шейкой. Но всего более дивило меня в дет­стве, что когда раков соберут в ведро, то они между собой начинают шептаться. Вот шеп­чутся, вот шепчутся, а о чём, не поймёшь.

И когда скажут: «Раки перешептались», это значит — они умерли и вся их рачья жизнь в шёпот ушла.

В нашей речке Вертушинке раньше, в моё время, раков было больше, чем рыбы. И вот однажды бабушка Домна Ивановна с внучкой своей Зиночкой собрались к нам на Вертушинку за раками. Бабушка с внуч­кой пришли к нам вечером, отдохнули не­много — и на реку.

Там они расставили свои рачьи сеточки. Эти рачьи сачки у нас все де­лают сами: загибается ивовый прутик круж­ком, кружок обтягивается сеткой от старого невода, на сетку кладётся кусочек мяса или чего-нибудь, а лучше всего кусочек жареной и духовитой для раков лягушки. Сеточки опускают на дно. Учуяв запах жареной ля­гушки, раки вылезают из береговых печур, ползут на сетки. Время от времени сачки за верёвки вытаскивают кверху, снимают раков и опять опускают.

Простая эта штука. Всю ночь бабушка с внучкой вытаскивали раков, наловили целую большую корзину и утром собрались назад, за десять вёрст к себе в деревню. Солныш­ко взошло, бабушка с внучкой идут, распа­рились, разморились.

Рис. И.Година

Им уже теперь не до раков, только бы добраться домой.

— Не перешептались бы раки,— сказала бабушка.

Зиночка прислушалась.

Раки в корзинке шептались за спиной ба­бушки.

— О чём они шепчутся? — спросила Зи­ночка.

— Перед смертью, внученька, друг с другом прощаются.

А раки в это время совсем не шептались. Они только тёрлись друг о друга шершавы­ми костяными бочками, клешнями, усиками, шейками, и от этого людям казалось, будто от них шёпот идёт. Не умирать раки собира­лись, а жить хотели. Каждый рак все свои ножки пускал в дело, чтобы хоть где-нибудь найти дырочку, и дырочка нашлась в кор­зинке, как раз чтобы самому крупному раку пролезть.

Один рак вылез крупный, за ним более мелкие шутя выбрались, и пошло, и пошло: из корзинки — на бабушкину кацавейку, с кацавейки — на юбку, с юбки — на дорожку, с дорожки — в траву, а из травы — рукой подать речка.

Солнце палит и палит. Бабушка с внучкой идут и идут, а раки ползут и ползут. Вот подходят Домна Ивановна с Зиночкой к деревне. Вдруг бабушка остановилась, слу­шает, что в корзинке у раков делается, и ни­чего не слышит. А что корзинка-то лёгкая стала, ей и невдомёк: не спавши ночь, до того уходилась старуха, что и плеч не чует.

— Раки-то, внученька,— сказала бабуш­ка,— должно быть, перешептались.

— Померли? — спросила девочка.

— Уснули, — ответила бабушка, — не шепчутся больше.

Пришли к избе, сняла бабушка корзин­ку, подняла тряпку:

— Батюшки родимые, да где же ра­ки-то?

Зиночка заглянула — корзина пустая.

Поглядела бабушка на внучку — и только руками развела.

— Вот они, раки-то,— сказала она,— шептались! Я думала — они это друг с дру­гом перед смертью, а они это с нами, дура­ками, прощались.

Рис. И.Година

Как-то вечером к нашему костру пришёл дед из ближайшей деревни и стал нам рассказывать о лосях разные охотничьи ис­тории.

— Да какие они, лоси-то? — спросил кто-то из нас.

— Хорошенькие,— ответил дед.

— Ну, какие же они хорошенькие! — сказал я.— Огромные, а ножки тонкие, го­лова носатая, рога — как лопаты. Скорее — безобразные.

— Очень хорошенькие,— настаивает дед.— Раз было, по убылой воде, вижу, ло­сиха плывёт с двумя лосятками. А я за кус­том. Хотел было бить в неё из ружья, да по­думал: деться ей некуда, пусть выходит на берег. Ну вот, она плывёт, а дети за ней не поспевают, а возле берега мелко: она идёт по грязи, а они тонут, отстали. Мне стало забавно. Возьму-ка, думаю, покажусь ей: что, убежит она или не кинет детей?

— Да ведь ты же убить её хотел?

— Вот вспомнил!—удивился дед.—Я в то время забыл, всё забыл, только одно пом­ню: убежит она от детей или то же и у них, как у нас. Ну, как вы думаете?

— Думаю,— сказал я, вспоминая разные случаи,— она отбежит к лесу и оттуда, из-за деревьев или с холма, будет наблюдать или дожидаться.

— Нет,— перебил меня дед.— Оказалось, у них, как и у нас. Мать так яро на меня по­глядела, а я на неё острогой махнул. Думал — убежит, а лосёнков я себе захвачу. А ей хоть бы что — и прямо на меня идёт и яро глядит. Лосята ещё вытаскивают но­жонки из грязи. И что же вы подумаете? Что они делать стали, когда вышли на берег?

— Мать сосать?

— Нет, как вышли на берег — прямо играть. Шагов я на пять подъехал к ним на ботничке, и гляжу, и гляжу — чисто дети. Один был особенно хорош. Долго играли, а когда наигрались, то к матке, и она их по­вела, и пошли они покойно, пошли и по­шли…

— И ты их не тронул?

— Так вот и забыл, как всё равно мне руки связали. А в руке острога. Стоило бы только двинуть рукой…

— Студень-то какой!—сказал я.

Дед с уважением поглядел на меня и от­ветил:

— Студень из лосёнков правда хорош. Только уж такие они хорошенькие… Забыл и про студень!

Рис. И.Година

Многие думают, что до крайности труд­но вырастить у себя тетерева. Раньше у меня тоже ничего не выходило, и пойман­ные тетеревята хирели. Но теперь я научил­ся и вырастить у себя тетерева считаю для себя делом не очень трудным.

Сильно росис­тым июльским утром я пускаю собаку на то место, где водятся тетеревиные выводки. Мокрый от росы тетеревёнок боится взле­теть и бежит в траве, а собака за ним поти­хоньку идёт.

Так мы доходим до кочки. Тетеревёнок прячется за кочку, собака станет в упор. Раздвинешь осторожно траву, заметишь пёрышки… Цап! — и в шляпу. У меня таковская шляпа.

В деревне пойманному лесному гражда­нину прежде всего надо найти подходящую квартиру. Ныне живущий у меня Терентий, о котором я и рассказываю, вырос в под­полье у милой хозяюшки нашей, Домны Ивановны.

Самое главное, я считаю, на пер­вых порах — надо бояться застудить тетере­вёнка: они в это время очень зябкие и квё­лые. Корм начинают есть без всяких хлопот, только надо, конечно, знать, что дать. Если совсем маленьким взять, то надо кормить муравьиными личинками. Но я таких ма­леньких тетеревят не брал — незачем это: с собакой я всегда могу поймать в росу и хорошо летающего, окрепшего тетеревёнка. В неволе он очень скоро привыкает к голосу. Бывало, кричишь ему:

— Терентий, Терентий! Терёха, Терёха!..

Он и бежит. Голову вытянет и ждёт. Чер­вячка ему — он и глотнёт, — другого, треть­его… Чем надо кормить, знаешь по времени: я приношу с охоты тетерева и смотрю, что у него в зобу. Бывают ягоды можжевель­ника, брусника, черника, клюква. Зимой к корму, запасённому летом — клюква, брус­ника,— прибавляешь немного овса, потом больше, больше и так приучишь к этому обыкновенному корму, и тетерев живёт без всяких хлопот.

Потешно было с нынешним моим Терен­тием, когда я поймал его и принёс к Домне Ивановне. Мы на летнее житьё издавна уж ездим к этой Домне Ивановне, и я так при­учил её к своему охотничьему языку, к охот­ничьим своим птицам, что, бывало, когда со­седский петух станет забивать её петуха, она бросается на вражеского петуха с пру­том и ругает его:

— У, бекас, длинноносый, страшный!

Пойманного Терентия эта Домна Ива­новна устроила в подполье, и в первый день он там всё молчал. Рано утром на следую­щий день, когда только что стало светать, слышно мне было наверху, как он там, в подполье, забегал и стал по-своему сви­стать:

Рассказы Пришвина для детей читать

О рассказах Пришвина для детей

Настоящим натуралистом, знатоком болот и леса, великолепным наблюдателем живой жизни природы является известный писатель Михаил Михайлович Пришвин (1873 – 1954). Его рассказы, даже самые небольшие, просты и понятны

Рассказы и повести Михаила Пришвина предназначены для читателей всех возрастов. Огромное количество рассказов можно начинать читать ещё в детском саду. Дети при этом проникаются тайнами природы, воспитывается уважение к ней и её обитателям. Другие произведения изучаются даже в школе.

Читать рассказы Пришвина для детей

Кладовая солнца ( читать 12 глав )

Беличья память

Белая радуга

Беляк

Белый ожерелок

Берестяная трубочка

Болото

Вася Веселкин

Весна света

Выскочка

Гаечки

Глоток молока

Голубая стрекоза

Голубиная книга

Говорящий грач

Гуси с лиловыми шеями

Гости

Дедушкин валенок

Двойной выстрел

Дергач и перепелка

Деревья в плену

Дрова

Ёж

Ежовые рукавицы

Журка

Жалейка

Женьшень

Зайцы-профессора

Звери-кормилицы

Землеройка

Зверь бурундук

Золотой луг

Изобретатель

Как заяц сапоги съел

Как Ромка переходил ручей

Куница-медовка

Кот

Лада

Лесные загадки

Лимон

Луговка

Лесной доктор

Лесной хозяин

Лисичкин хлеб

Лоси

Лягушонок

Медведь

Моя родина

Матрешка в картошке

Муравьи

Ночевки зайца

Недосмотренные грибы

О чем шепчутся раки

Остров спасения

Охота за бабочкой

Первая стойка

Предательская колбаса

Птицы под снегом

Разговор птиц и зверей

Ребята и утята

Синий лапоть

Таинственный ящик

Ужасная встреча

Хромка

Этажи леса

Короткие рассказы Михаила Пришвина для детей читать будет полезно начиная с дошкольного возраста. Автор очень любил окружающий всех нас животный мир и воспевал красоту природы. Именно этими эмоциями Пришвин поделился в своих произведениях. Каждый рассказ пропитан добротой и неуловимой «уютной» красотой каждого листика, каждой зверюшки… Пришвин сумел написать свои произведения таким литературным языком, который не может оставить равнодушными читателей всех возрастов. Но особенно полезно читать эти рассказы детям, прививая таким образом им трепетное отношение к природе и ко всему живому.

Рассказы Пришвина читать

Беличья память

Белый ожерелёнок

Берестяная трубочка

Вася Весёлкин

Времена года

Выскочка

Гаечки

Глоток молока

Говорящий грач

Дедушкин валенок

Ежовые рукавицы

Ёж

Журка

Зверь бурундук

Золотой луг

Изобретатель

Кладовая солнца

Кот

Курица на столбах

Лада

Лесной доктор

Лесной хозяин

Лимон

Лисичкин хлеб

Лоси

Лягушонок

Медведь

Моя родина

О чем шепчутся раки

Остров спасения

Охота за бабочкой

Первая стойка

Пиковая дама

Предательская колбаса

Птицы под снегом

Разговор деревьев

Разговор птиц и зверей

Ребята и утята

Синий лапоть

Таинственный ящик

Ужасная встреча

Филин

Хромка

Этажи леса

Ярик

Вернуться в раздел Рассказы